Для Виланда как убеждённого космополита СВОБОДА ПРЕССЫ является одним из высших благ, без которого были бы невозможны основы нашей современной культуры. Сегодня мы наслаждаемся нормальностью потока информации и её обмена в значительно большем количестве средств информации, чем в прежних − книге и газете. Однако в некоторых странах мира происходит манипуляция этими источниками, в худших случаях − их даже закрывают.
Это выступление призвано помочь осознать, насколько ценна, но в то же время уязвима эта/наша свобода. И поэтому не только каждый писатель (в самом широком смысле), но и каждый свободный, просвещённый гражданин должен заявить о своём праве на правду ради сохранения этого «культурного достояния».
Этот текст был написан Виландом, основателем «Немецкого Меркурия», в 1785-88гг. и на фоне нынешних мировых медиальных, а также политических тенденций вновь обретает острую актуальность.
Ludmila Nor in Zusammenarbeit mit Jurko Prochasko
Орден космополитов, а также о правах и обязанностях писателей
ВИЛАНД
Да, я всего лишь один незначительный гражданин мира и во всех основных, в том числе и государственных − трагикомических или же комикотрагических − представлениях, разыгрываемых на всеобщих мировых подмостках, исполняю роль ни большую, ни малую. Но поскольку я одновременно имею честь быть ЧЕЛОВЕКОМ и как таковой ВЫНУЖДЕН в большей или меньшей степени принимать участие во всех делах человеческих, то никак не мог воздержаться, чтобы также не стать − с момента поднятия занавеса и по сей час − одним из самых внимательных и пламенных зрителей этой чрезвычайно интересной и единственной в своём роде великой драмы.
Вследствие приверженности к ордену, членом которого я себя называю, я в достаточно равной мере отдаю должное как правам, так и обязанностям человека.
Природа – гласит космополит − каждого человека наделила особенными задатками для того, чем он должен быть. И взаимосвязь вещей умещает его в обстоятельства, более или менее благоприятные для раскрытия этих данных.
Однако дальнейшее их развитие и совершенствование она вверила ему самому. То, что природа не довершила или даже упустила из виду, человеку надлежит исправить и превратить свои задатки в умения. Это в его же собственных интересах, а значит, не может быть у него занятия более насущного, чем изо всех сил стремиться к достижению совершенства в своём роде, которое в определённом смысле не имеет границ.
Поскольку план его жизни зависит не только от него самого, поскольку он должен быть готов ко всякому задействованию, угодному от него верховному Правителю Мира, то первым его долгом является обретение НАИБОЛЬШЕЙ ПОЛЕЗНОЙ ПРИГОДНОСТИ.
Высокая степень этой пригодности, поскольку она зависит от упражнения, прилежания, усилий и настойчивости, а значит, от нашей собственной воли, − это то, что космополиты называют ДОБРОДЕТЕЛЬЮ, а её идеал служит им масштабом, которым они измеряют ценность отдельной личности.
Из доселе сказанного выводится различие между ЖИТЕЛЯМИ МИРА и ГРАЖДАНАМИ МИРА. Первое название охватывает не только людей, но и всю лестницу нисходящих под ними живых созданий. Но ГРАЖДАНИНОМ МИРА в более узком и благородном значении этого слова может называться только тот, чьи господствующие принципы и образ мыслей, пребывая в полном согласии с природой, делают его пригодным.
ПЕТЕР:
Принцип, относящийся к основополагающим законам вашего ордена, гласит:
В моральном порядке вещей всякое образование, всякий рост, всякое продвижение к совершенству должны быть результатом организации и осуществления естественного, мягкого, незаметного в своих фазах движения, питания и развития.
Всякое внезапное нарушение равновесия сил, все насильнические средства ради достижения за КРАТЧАЙШЕЕ ВРЕМЯ, СКАЧКАМИ, того, что в естественном ходе природы может произрасти только за более длительный период, все воздействия, резкие настолько, что невозможно рассчитать меру силы, необходимой для порождения этой вещи, наряду с постоянной опасностью переусердствовать, − выражаясь кратко: все беспорядочные воздействия страстей, проистекающие из завышенных требований и однобокого способа видения, даже если в конце концов из этого и получается что-нибудь доброе, одновременно разрушают слишком много хорошего и, стремясь управлять Большим, сами преимущественно причиняют ещё большее зло.
ГУНТЕР:
Хотя космополит, при всём своём огромном желании приветствовать все хорошее, не всегда может воспевать и восхвалять репрессивные меры и действия государственных правителей, хотя он прекрасно видит их слабости, недостатки, промахи, непоследовательности и т.п. и не принимает их безоговорочно, − одним словом: хотя он в целом и в частности знает о недугах государственного устройства, законодательства, полиции, экономики и всего державного управления (а возможно, и лекарство от этих недугов) и ничего не чает пламеннее, как видеть исцеление от них, − однако с уверенностью можно положиться, что никогда из каких-либо своекорыстных или патриотических побуждений, ни под каким предлогом он не нарушит общественного спокойствия и не станет добиваться каких бы то ни было улучшений противозаконным и насильственным способом.
Никогда космополит не принимал преднамеренно участия в каком-либо заговоре, мятеже, волнениях гражданской войны, никогда не одобрял такие или же подобные способы УЛУЧШЕНИЯ МИРА, не говоря уже о том, чтобы к ним подстрекать или публично оправдывать.
Космополит, в силу своих основных орденских обязанностей, всегда остается мирным гражданином, даже если актуальное состояние общества его не удовлетворяет.
ДИТЕР:
Космополит, живущий в том или ином государстве, соблюдает все его законы, мудрость, справедливость и общая польза которых очевидны, − КАК ГРАЖДАНИН МИРА; всему же прочему он подчиняется из-за необходимости!
Он благоволит к своей нации, но так же дружественен и ко ВСЕМ ДРУГИМ, и не способен желать, чтобы благосостояние, слава и величие его отчизны основывались на сознательном нанесении ущерба и угнетении других государств.
Космополиты в равной степени далеки от обеих крайностей: они не склонны отводить человеку ПЕРВУЮ РОЛЬ во Вселенной, но и не считают его существование всего лишь ничтожной игрой случая, бессвязным сном, без цели и смысла.
ПРЕВОСХОДСТВО РАЗУМА убеждает их, что человек,несмотря на свою кажущуюся малость − это не просто организованная оживленная материя, СЛЕПОЕ ОРУДИЕ ЧУЖИХ СИЛ, но как существо, наделенное умом и волей, само есть действующей силой.
КОРИННА:
СОПРОТИВЛЕНИЕ считается даже одной из их орденских обязанностей, но только при оказании его правомерным способом. Для этого у них нет иного дозволенного оружия, кроме оружия разума.
И в ДАННОМ способе ведения войны, в манере защищаться и нападать, им необходимо проявлять как можно больше рассудительности, ума, последовательности, искренности и настойчивости. Поступая таким образом, они всего лишь исполняют свой долг космополита. Но ежели они видят, что, к примеру, некоторые горячие головы, предводительствуя своими благонамеренными и угнетёнными соотечественниками, ступают на путь, своими последствиями способный насильственно потрясти государство, как только делаются попытки достичь желаемых улучшений ценою более дорогой, чем они того, может быть, стоят − за счёт семейного счастья, благополучия и жизней тысяч других − тогда они отказываются принимать в этом участие.
И если голос разума, во всех вещах призывающий к умеренности, более не слышен, они скорее предпочтут воздерживаться от всякой деятельности, чем подвергаться опасности ненамеренно причинить вред, и не возвращаются к участию прежде, чем придёт час заново, уже по лучшему плану, отстраивать то, что дикими действиями предвзятого фанатического духа и жестокой борьбой произвольной власти с обиженными людьми, ищущими воли и мести, было превращено в руины.
ГУНТЕР:
Космополиты именуют себя ГРАЖДАНАМИ МИРА в собственном и самом высоком смысле этого слова. Поскольку ВСЕ НАРОДЫ земного шара они рассматривают как множественные ветви единой семьи, а УНИВЕРСУМ – как ГОСУДАРСТВО. Вместе с другими бесчисленными разумными существами они являются его ГРАЖДАНАМИ и, следуя общим законам природы, должны способствовать СОВЕРШЕНСТВУ ЦЕЛОГО, радея каждый на свой лад и манер о своем собственном благополучии.
Вся тайна состоит в некоем естественном родстве и симпатии, проявляющейся во всей Вселенной между схожими существами, а также в духовных узах, которыми правда, добро и искренность сердец соединяют благородных людей.
Я не знаю более крепких уз, для того чтобы создать общность, порядком и гармонией превосходящую все другие человеческие сообщества.
ВИЛАНД:
«Цель Ордена: Насколько лишь возможно, без причинения ещё большего вреда, уменьшать сумму зла, гнетущего человечество, и всеми усилиями приумножать сумму мирового добра».
ПЕТЕР:
Космополиты утверждают, что существует только одна совершенно безупречная форма правления − Правление РАЗУМА. Оно состоит в том, что разумным народом управляют разумные правители и разумные законы. Едва ли стоит напоминать, что слово «разумный» употребляется здесь в его собственном значении, а именно: выражающем истинную ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ разума и полное соблюдение подобающего ей господства над животной частью человеческой природы.
В древнейшие времена, по праву называемые детством мира, разум действовал преимущественно как инстинкт. Люди, будучи ещё несмышлёными детьми − чувственными, живыми, легкомысленными, непоседливыми − всегда заботились лишь о сиюминутном моменте и мало предвидели, как дети будущего, естественные, хотя и медленные последствия настоящего.
ДИТЕР:
Лишь немногие из народов древнейших времён должным образом осознавали ценность свободы. Ещё менее кому из них удавалось сочетать свободу с гражданским порядком, а искусства войны − с искусствами мира.
Из известных причин меж тем проистекают не менее известные следствия: по сравнению с быстрым прогрессом культуры в отдельных искусствах и науках, достигнутом благодаря изобретательности, предприимчивости, упорному прилежанию и рвению, порождаемому соперничеством, наивысшее из всех, королевское искусство –посредством ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ и государственного управления приводить народы к счастливому состоянию – осталось далеко позади.
КОРИННА:
Большая и лучшая часть Европы все ещё лежит под гнётом, удушающим благороднейшие силы человечества. Пережитки варварских законов, невежества и заблуждений жестокого и тёмного тысячелетия.
В некоторых наших могущественных державах права престола по-прежнему остаются не истолкованы, не уравновешены и не определены в соответствии с первым основным законом всего гражданского общества.
Все ещё есть государства, где источником законов служит не общий разум, а часто глупейшее безрассудство и шаткая воля одного–единственного лица или же узкого круга, умело пользующегося своим влиянием.
ВИЛАНД:
«… Самое досадное, что мы можем писать хоть до смерти, но от этого на свете не станет ни одним негодяем меньше.»
КОРИННА:
… То, что называется осуществлением правосудия, и далее попирается в большинстве стран варварскими или плохо согласованными, не отвечающими требованиям времени и обстоятельств законами. Во многих государствах все ещё нет ничего более зыбкого, чем защищенность собственности, чести, свободы и жизни граждан.
И всё это в Европе! В веке, когда искусство и наука, хороший вкус, просвещение и утонченность за относительно короткое время достигли таких высот, взирать с которых на прошлые века невозможно без лёгкого головокружения.
Но даже в эти важные и, к счастью, продолжительные периоды кажется (если нас не подводит чутьё), что нынешнее состояние Европы приближается к благотворной революции.
ДИТЕР:
К революции, вызванной не яростным возмущением и гражданской войной, но спокойной, непоколебимой, упорной настойчивостью; не пагубной борьбой страстей со страстями, насилия с насилием, а мягким, убедительным и, в конечном итоге, неотразимым превосходством разума. Одним словом: к революции, которая, не заливая Европу кровью и не повергая её в огонь и пламень, станет лишь благотворным делом ОБУЧЕНИЯ людей тому, что составляет их подлинные интересы, права и обязанности, какова цель их земного бытия и единственно возможные, безошибочные и надёжные, способы её достижения
ПЕТЕР:
Из ранее сказанного становится понятно, что для космополитов всё ещё действующая форма правления – это, так сказать, только леса для возведения вечно сущего храма всеобщего блаженства, над которым, в определённом смысле, трудились все предыдущие столетия.
Но деспотизм, согласно их понятию, − это варварская форма правления, которая ради продления своего существования предусматривает обстоятельства и условия, более немыслимые у просвещенных наций Европы. Вообще, этой части света он, деспотизм, никогда, даже во времена, предшествующие культуре и просвещению, не был знаком.
На протяжении тысячелетий свобода была природной стихией её граждан – как простолюдинов, так и образованных. Это значит: Для вечных законов разума, основных прав человека нет срока давности, их невозможно ни отменить, ни упустить возможность заявить о них или обратиться к ним. Все основатели сегодняшних европейских держав были предводителями свободных людей.
ГУНТЕР:
Первое, чего должны требовать люди, при какой бы форме правления они ни жили, и что оспаривать у них посмел бы разве какой-нибудь отъявленный тиран, это – возможности БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ. А человеком быть невозможно, оставаясь рабом.
Медленным, но всё более уверенным шагом приближается час разумнейшего законоустройства и правления народов. И ничто так не ускоряет его наступление, как высочайшая культура разума, широчайшее распространение фундаментальных истин, предельная публичность всех фактов, наблюдений, открытий, исследований, предложений по усовершенствованию, равно как и предостережений от вреда, ознакомление с которыми может принести пользу отдельным обществам и государствам, и даже всему человеческому роду. Именно поэтому СВОБОДА ПРЕССЫ, без которой осуществление всего сказанного невозможно, предстаёт в глазах космополитов как истинный ПАЛЛАДИЙ современного человечества, от сохранения которого зависит вся надежда на лучшее будущее, и напротив, утрата которого повлекла бы за собою долгие и ужасные последствия непредсказуемого зла.
ДИТЕР:
При великом множестве сочинений, в которых путешествующие предают печати свои заметки и сообщения, собранные во время странствий и изложенные в форме писем к друзьям или, скорее, к публике, а также при всё возрастающем интересе читающего света к подобной литературе, авторами которой являются, естественным образом, охотные к странствованиям писатели и составляющие письма путешественники, − кое-кому из читателей, возможно, пригодился бы масштаб, по которому можно было бы в каждом случае с уверенностью определить состоятельность и границы свободы этих писателей при ознакомлении с их наблюдениями, сообщениями и суждениями.
ВИЛАНД:
Этот масштаб, как мне кажется, содержится в следующих нескольких истинах.
Я с уверенностью выдаю их за истины, так как не только сам убежден в них, но и верю, что их истинность должна быть очевидна всякому, хотя бы мало-мальски просветлённому и склонному к размышлениям уму.
КОРИННА:
Свобода прессы – это дело и интерес ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО РОДА. Именно ей мы обязаны главным образом сегодняшним уровнем культуры и просвещения, на котором пребывает большая часть европейских народов.
Стоит отнять у нас эту свободу, и свет, которым мы наслаждаемся сегодня, быстро погаснет. Неведение в скором времени вновь переродится в глупость, а глупость повергнет нас в суеверие и деспотизм. Народы снова погрузятся в варварство тёмных веков, а тот, кто осмелиться сказать правду, сокрытие которой выгодно угнетателям человечества, будет объявлен еретиком, бунтовщиком и как преступник наказан.
Свобода прессы лишь потому является правом писателей, что она есть правом наций или, если угодно, правом образованных наций.
И она уже потому является правом, что люди как разумные существа больше всего заинтересованы в том, чтобы иметь возможность внести свою лепту в истинное ЗНАНИЕ обо всём, что каким-либо образом приумножает его совершенство.
Науки, являющиеся для человеческого разума тем, что свет − для наших очей, не могут и не должны знать никаких других границ, кроме начертанных САМОЙ ПРИРОДОЙ.
Из всех наук самая необходимая и полезная, объемлющая все остальные, − наука о человеке.
ВИЛАНД:
ПОДЛИННЫМ предметом изучения человечества есть человек!
ПЕТЕР:
Именно человечество представляется заданием, над полным и совершенным разрешением которого предстоит работать ещё века. Развивать его, способствовать, продвигаться всё далее вперёд – вот предмет науки о человеке. Чтобы выяснить, на что человек способен, нужно знать, кем он есть на самом деле и чего действительно достиг.
Дабы улучшить его положение и помочь избавиться от недугов, нужно первым делом знать, в чём его недостатки и что тому причиной.
Таким образом, в своей основе подлинное знание о человеке – историческое. История народов, в зависимости от их положения в прошлом и настоящем, в сочетании фактов и событий, в их взаимосвязи, в том, как влияние или успех одного служит поводом или причиной другого, ФИЛОСОФИЯ ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА − это ничто иное, как изложение того, что уже произошло и далее происходит с человеком. Изложение постоянно продолжающихся деяний, которое возможно лишь при условии, если открыть глаза и смотреть, а также если люди, обладающие в сравнении с другими более широкими возможностями видеть ТО, ЧТО СЛЕДУЕТ ВИДЕТЬ, СООБЩАЮТ ДРУГИМ свои наблюдения.
ВИЛАНД:
Именно с этой точки зрения следует судить о всех путевых очерках, написанных рассудительными и сведущими мужами − мореплавателями, скитальцами, путешественниками, пешими странниками, учеными и необразованными (ведь и необразованные могут обладать духом наблюдения и зачастую смотрят куда более здравым взглядом, чем профессиональный учёный) − о познании Земли, народов и человека.
Именно с этой перспективы познаётся их ценность. Именно поэтому для всего человеческого рода и каждого народа, для всякого государственного организма и отдельного человека чрезвычайно важно, чтобы такие записки в больших количествах издавались в общественных журналах, посвященных человеческим знаниям.
ДИТЕР:
Очевидец совершенно безо всякого умысла может видеть превратно.
Другой, считая его достоверным и следуя его суждениям, может оказаться неправильно осведомлённым. Даже самый бдительный и проницательный наблюдатель, как и все люди, подвержен возможности ошибиться или же упустить из виду какое-то важное обстоятельство. Поэтому практически невозможно, чтобы в трудах, исторически изображающих народы, государства, обычаи времени и тому подобное, даже при самых искренних намерениях, совершенно отсутствовали погрешности.
Также случается, что иногда кто-то видит и составляет неправильные суждения из-за неопытности или каких-либо тёмных представлений и склонностей. Однако нелепо было бы делать из этого вывод, что сочинения, знакомство с которыми полезно или может стать полезным миру, больше не должны выходить в свет.
ГУНТЕР:
Всё, что из этого следует: каждый, считающий себя лучшим знатоком предмета или же уверенный в том, что обнаружил заблуждения автора и способен об этом сообщить, имеет не только полное право, но даже своего рода обязанность послужить таким образом миру.
ПЕТЕР:
Особенно важно для каждого великого народа – и прежде всего для нашего, державный организм которого образован из весьма разнообразных и неоднородных, скорее случайно сросшихся, чем планомерно объединенных частей, − как можно точнее знать своё теперешнее положение.
Всякий, даже самый малый очерк о состоянии государственной экономики, политики, гражданских и военных настроений, религии, нравов, общественного воспитания, науки и искусств, ремёсел, сельского хозяйства и т. д., а также об уровне культуры, просвещения, гуманизации, деятельности и стремлениях к лучшему, которого достиг тот или иной народ и излучает СОБСТВЕННЫЙ СВЕТ, – каждый подобный вклад ценен и заслуживает нашей благодарности.
ГУНТЕР:
Первая и самая существенная черта писателя, пишущего на основании собственных наблюдений, − наличие у него ИСКРЕННЕГО ЖЕЛАНИЯ говорить ПРАВДУ.
И, как следствие, он не позволяет никакому пристрастию, никакому предвзятому мнению, никакой своекорыстной цели СОЗНАТЕЛЬНО влиять на его сообщения и комментарии.
ВИЛАНД:
Первый его долг – ПРАВДИВОСТЬ и БЕСПРИСТРАСТИЕ.
И поскольку мы наделены правом делать всё, что необходимо для исполнения наших обязанностей, то и ОТКРОВЕННАЯ ПРЯМОТА является неоспоримым правом для писателя такого класса. Он должен ХОТЕТЬ И ЕМУ ДОЛЖНО БЫТЬ ВОЛЬНО говорить правду.
КОРИННА:
Согласно сказанному, писатель абсолютно вправе говорить о народе, о котором делится с нами своими наблюдениями, ВСЁ, что он УВИДЕЛ. Все хорошее и плохое, заслуживающее славы и порицания. Неверными картинами, где изображены только красивые стороны, а недостатки затушёваны или даже подменены льстивыми приукрашениями, НЕ ОКАЖЕШЬ УСЛУГУ МИРУ.
Никто не может считать себя обиженным, если его изображают таким, каков он есть на самом деле.
ВЕЖЛИВОСТЬ, возбраняющая нам на публике говорить той или иной персоне о её недостатках, НЕ ЯВЛЯЕТСЯ ОБЯЗАННОСТЬЮ писателя, который должен говорить о людях вообще или о нациях и государствах без оглядки на их малость или величие.
ГУНТЕР:
Пожелай какая-нибудь нация, чтобы её считали абсолютно безупречной и во всех отношениях совершенной, она потребовала бы неприемлемого и выставила себя на посмешище перед всем миром.
ВИЛАНД:
…а быть совершенно безупречной она могла бы, если бы ни одному разумному наблюдателю не к чему было придраться.
ГУНТЕР:
Правители, имеющие подобающее чувство собственного достоинства и своих обязанностей, презирают лесть и знают, что лишь тот с ними по-настоящему честен, кто имеет смелость говорить им нелицеприятную правду.
ВИЛАНД:
Тот государь наилучший, кто превыше всего желает быть наилучшим представителем своего народа.
ГУНТЕР:
…И несомненно, такой не может и не будет воспринимать превратно, если ему уважительно дать понять, что о нём будут без стеснения говорить потомки, когда для него будет уже слишком поздно извлекать из этого пользу.
ВИЛАНД:
Итак, до тех пор, покуда не переведутся думающие головы, руссо, вольтеров и прочих, оказывающих влияние на интеллектуальный мир, будут считать такими же творцами своего века, как и монархов.
ДИТЕР:
Все, чего в подобном случае требует почтение ко всей нации или сообществу, − это:
В ПРИСТОЙНЫХ выражениях, без преувеличений, едкости и ерничания говорить об их недостатках, а своё беспристрастие доказывать возданием должной справедливости лучшим сторонам и всему, достойному в них похвалы.
Для получения настоящего знания о нациях и исторических периодах прежде всего необходимо ознакомиться с ОТЛИЧИТЕЛЬНЫМИ или ХАРАКТЕРНЫМИ ОСОБЕННОСТЯМИ каждого народа.
ВИЛАНД:
Характерное же обычно проявляется именно в НЕДОСТАТКАХ, и даже в большей степени, чем в СОВЕРШЕНСТВЕ.
КОРИННА:
Часто недостатки – это всего лишь ЧРЕЗМЕРНОЕ проявление свойств, в разумных пределах весьма похвальных. Как, например, жеманство – утрированная элегантность. ЗАМЕЧАТЬ подобного рода недостатки − означает не оскорблять, а дать заслуживающую благодарности подсказку, где и как оказаться лучшим и достойным похвалы.
Непредвзятый наблюдатель, наделённый природой живым умом и проницательностью, везде, где бы ни оказался, видит всю полноту жизненных проявлений человека, всё его неповторимое своеобразие, изъяны и безрассудства, в их естественном свете. И он, без малейшего умысла что-то высмеивать, вынужден признать, что смешное заслуживает смеха или, по крайней мере, улыбки.
ВИЛАНД:
Блажен тот край, где над пороками можно лишь смеяться.
ПЕТЕР:
Человек, попадающий из одного большого государства в другое, с весьма отличными законами, национальным характером и нравами – как, например, прибывший из ВОИНСТВЕННОЙ державы в ту, что своим благосостоянием обязана МИРУ и мирным искусствам, заранее настроен замечать все, что составляет отличие меж ними, поскольку именно отличия наиболее бросаются ему в глаза. Поэтому для него совершенно естественно находить удовольствие в ПРОТИВОПОСТАВЛЕНИИ и сравнении характерных особенностей обеих наций.
ДИТЕР:
Как не существует ни одного научного предмета, запретного для исследования, и даже ни одного пункта веры, недозволенного для освещения разумом с целью убедиться, достоверен он или нет, подобно не существует никакой исторической и практической истины, которую правомерно было бы запретить или объявить противозаконной. АБСУРДНО желание делать государственной тайной вещи, происходящие на глазах у всех, или негодовать, когда кто-то говорит всему свету о том, что видят, слышат и чувствуют сотни тысяч других.
КОРИННА:
Кстати, от других ТАЙНЫХ ОРДЕНОВ космополиты отличаются тем, что они ничего не скрывают и не делают тайны из своих принципов и убеждений. Всему миру вольно знать, каким образом они думают, чем занимаются и какими ходят путями. Разве можно, говорят они, ждать мудрости от мужей, что с торжественными минами одевают и раздевают куклы, играют в жмурки или прячут иголки?
Такими же бессмысленными являются преграды вымышленных причин, которыми пытаются объяснить мнимую необходимость своевольного ограничения СВОБОДЫ ПРЕССЫ.
Неопровержимо доказано: свободе прессы нельзя устанавливать никаких других границ, кроме тех, что для каждого писателя, издателя и книготорговца определены общим гражданским и криминальным правом. Это прежде всего произведения, обнародование которых в каждом просвещенном государстве, сколь большой личной свободой оно бы ни славилось, является преступлением и уже по природе своей должно таковым быть признано!!!
ГУНТЕР:
А именно: все сочинения, которые содержат ПРЯМЫЕ оскорбления отдельных известных или конкретно названных лиц, и под угрозой наказания запрещаются гражданскими законами.
ПЕТЕР:
Сочинения, ОТКРЫТО подстрекающие к недовольству и мятежу против законной власти.
ДИТЕР:
Сочинения, ПРЯМО направленные против ЗАКОННЫХ устоев государства.
ГУНТЕР:
Сочинения, ОТКРЫТО призывающие к разрушению всех религий, нравственности и гражданского порядка. В каждом государстве все писания такого рода подлежат наказанию, подобно государственной измене, воровству или вероломному убийству.
КОРИННА:
Однако словечко ПРЯМО или ОТКРЫТО не употреблено здесь досуже. Чрезвычайно ВАЖНО, чтобы вся наказуемость текста, к которому предъявлены обвинения, основывалась именно на нём. Ибо если каждому назначенному КНИЖНОМУ ЦЕНЗОРУ или гражданскому судье будет позволено судить о сочинении на основании ЕГО СОБСТВЕННЫХ представлений, ЕГО особенного мнения или предубеждений, степени ЕГО понимания или непонимания, ЕГО осведомленности или невежества, ЕГО восприятия и вкуса! – какая книга избежит осуждения.
ВИЛАНД:
И разве из опыта нам не известно, что в странах, где царит ПРОИЗВОЛ ЦЕНЗУРЫ, именно выдающиеся произведения первыми оказываются в списке запрещённых.
КОРИННА:
Ви когда-нибудь задумывались над тем, что бы произошло, если бы театральные пьесы подвергались цензуре? Если бы все эти постановки были запрещены:
СМЕРТ ДАНТОНА ИМЯ РОЗЫ
ДОН КАРЛОС ВИЛЬГЕЛЬМ ТЕЛЛЬ
РИЧАРД ТРЕТИЙ ПАПЕССА
НАМЕСТНИК ВЕСЕННЕЕ ПРОБУЖДЕНИЕ (ДЕТСКАЯ ТРАГЕДИЯ) БЕЗУМНЫЙ ДЕНЬ
РАЗБОЙНИКИ
ОБЩЕСТВЕННЫЙ ОБВИНИТЕЛЬ
МАКБЕТ
МАРАТ/САД
ЧИСТИЛИЩЕ В ИНГОЛЬШТАДТЕ
АРТУРО УИ
ГОСПОДИН БИДЕРМАНН И ПОДЖИГАТЕЛИ
ЮЛИЙ ЦЕЗАРЬ
МИХАЕЛ КОЛЬХААС
САТАНИНСКИЕ СТИХИ
РЕВОЛЮЦИЯ ЕЩЁ НЕ ЗАВЕРШИЛАСЬ
РАЗБИТЫЙ КУВШИН ?
ПЕТЕР:
Предположим, судье или книжному цензору поручено изучение произведений, подозреваемых в крамоле…
Остаётся бесспорным, что запретными он может объявить только те книги, уже самим написанием которых автор СОВЕРШИЛ преступление.
ДИТЕР:
Но о вопросе содержания книги: насколько оно старое или новое, интересное или посредственное, полезное или вредное, хорош ли автор в своих рассуждениях или плох, − об этом должен судить не цензор, а ПУБЛИКА.
ГУНТЕР:
Однако нельзя под одним из таких предлогов насильственно запретить книгу, не посягая при этом на основные права республики учёных. Науки, литература и искусство книгопечатания – благороднейшее и полезнейшее из всех изобретений после создания алфавита − принадлежат не тому или иному государству, а всему человеческому роду. Благо народу, осознающему ценность учёного сообщества, который принимает его,лелеет, поддерживает, оберегает и позволяет беспрепятственно творить и жить в свободе, − естественной его стихии.
ВИЛАНД:
И поскольку ни один человеческий суд не может присвоить себе право решать, сколько по его усмотрению света нам должно поступать, то следовало бы и далее стоять на том, что без исключения каждый − от Сократа, Канта и до наивысшего среди всех сверхъестественным образом просветлённых портных и сапожников, − вправе по своему умению просвещать людей, как только почувствует себя призванным к этому своим добрым или злым духом.
ДИТЕР:
Кто наделён правом просвещать человечество?
ВИЛАНД:
Каждый, кто может!
Просвещение − это такое количество знаний, которое необходимо, для того чтобы всегда и везде уметь отличить истинное от ложного.
Все предметы нашего познания – это либо прошедшие события, либо представления, понятия, суждения и мнения. Минувшее находит объяснение, если к удовлетворению каждого беспристрастного исследователя изучается, что и как произошло. Кроме этого нет иного способа сократить массу ошибок и пагубных заблуждений, затемняющих человеческий разум.
КОРИННА:
По каким последствиям можно распознать истинность просвещения?
ВИЛАНД:
Если число думающих, исследующих, жаждущих света людей в целом, и в особенности среди класса, который от НЕПРОСВЕЩЕНИЯ имеет наибольшую выгоду, постоянно растёт.
Я не люблю думать плохо о своих соплеменниках, но должен признаться: там, где безопасность средств просвещения вызывает у нашего вопрошающего озабоченность, у меня поневоле закрадывается сомнение в его искренности.
Неужто он считает, что некие респектабельные вещи не выдерживают освещения? Нет, мы не желаем так плохо думать о его уме.
Но, возможно, он скажет: В некоторых случаях слишком много света − вредно, иногда свет следует впускать постепенно и с большой осторожностью
Возможно, но только с просвещением, которое достигается посредством различения правды от лжи, это не имеет ничего общего, по крайней мере в Германии. Ведь нация наша не настолько слепа. Было бы насмешкой и позором, если бы мы, привыкавшие постепенно, на протяжении трёхсот лет, к определённой силе света, в конце оказались бы не в состоянии выносить сияние солнца. Совершенно очевидно, что это всего лишь увёртки милых людей, у которых имеются свои собственные основания не проливать слишком много света на себя и своё окружение.
Скажите, разве я не прав?
Что Вы думаете об этом, господин сосед с длинным ухом?
С какой стороны ни подойти, обнаруживается, что при такой свободе человеческое общество несравненно меньше подвержено опасностям, чем тогда, когда освещение мыслей и поведения людей считается монополией или исключительным занятием закрытого цеха.
КОРИННА:
У немецкой нации есть преимущества перед всеми другими народами, позволяющие ей быть защитницей свободы прессы. Именно в её лоне сначала было изобретено книгопечатание, а вскоре после этого появились отважные мужи, которые только лишь при помощи его свободного использования смогли освободить пол-Европы от тирании Римского двора, утвердить права разума вместо древних предрассудков и пробудить от более чем тысячелетнего сна независимый дух исследования, всё мощнее проливающий благотворный свет на все объекты человеческого познания.
ВИЛАНД:
Негоже было бы нам забирать обратно наши собственные благодеяния, сдерживать научный прогресс в его живейшем развития и пытаться установить противоестественные границы просвещению, которому мы уже столь многим обязаны и от которого мы и наши потомки смеем ожидать ещё много лучшего. Ведь благодаря природе человеческого духа оно [просвещение] так же безгранично, как и само совершенство, которого человечество может и должно достичь с его помощью. Под свободой, на которую имеют справедливое право все люди, я понимаю: освобождение от произвола насилия и угнетения.
ПЕТЕР:
Равная для всех членов государства обязанность − подчиняться законам разума.
ДИТЕР:
Беспрепятственное применение наших сил, без каких-либо ограничений.
ГУНТЕР:
Свобода мысли, свобода прессы, свобода совести во всём, что касается веры в высшую сущность и её почитания. Свобода, без которой человек как разумное существо не способен исполнить смысл своего земного предназначения.
КОРИННА:
Свобода, не только гарантированная основным законом государства, но к правильному использованию которой человек должен быть подготовлен воспитанием.
67
ВИЛАНД:
Потому что ВСЁ, ЧТО МЫ МОЖЕМ ЗНАТЬ, МЫ ТАКЖЕ ВПРАВЕ ЗНАТЬ.